Наш класс был особенным. Учителя называли его гордостью
школы. Это потому, что такого количества отличников и ударников
не было ни в каком другом. Но я думаю, что особенность заключалась
в другом. У нас каждый чем-то выделялся, как говорят сегодня,
был "двинут" на чем-то.
Например, Алик Иванов не признавал учебников по геометрии, все
теоремы доказывал сам. Головастый, в больших квадратных очках,
он обычно молча сидел, черкал что-то в тетрадке. Потом победно
выкрикивал - "есть!" и бежал к учителю математики,
Якову Борисовичу, который часто говорил Алику:
- Интересно! Ты нашел оригинальный подход для доказательства!
Коля Тарасов был просто помешан на химии. Наша Наталья Ивановна
говорила, что с его знаниями ему на химфаке уже делать нечего.
Коля постоянно приставал к нам с вопросами: "А знаешь,
что такое…" И далее следовал какой-то термин. Особенно
от него доставалось мне, поскольку он знал, что я страшно не
любила химию.
Моя подруга Люда Сибгатулина с первого класса писала стихи,
с четвертого печаталась в районке и посещала взрослое литобъединение.
Стихи так и сыпались из нее, она посвящала их нам, а на уроках
даже по математике отвечала в рифму.
Люся Колодина была уникальной зубрилкой. Этот метод учебы она
использовала с младших классов и так натренировала память, что
ей достаточно было два-три раза прочесть текст в учебнике, чтобы
потом воспроизвести его в точности до запятой. Когда она выходила
к доске отвечать, мы открывали учебник и с восхищением следили
за тем, как точно она устно копирует написанное. А если случалось,
что вдруг слово какое-то выпустит, класс хором его вставлял.
Наташа Стешенко славилась круглыми пятерками по всем предметам
до тех пор, пока ее папа был председателем райисполкома. А миниатюрная
наша красавица с толстой и длинной косищей Лидочка Никитина
потрясающе танцевала. Она приехала к нам из Ташкента, где занималась
в балетной школе, и мечтала исполнить танец маленьких лебедей,
но никак не могла найти себе партнерш.
Федя Бойко говорил, что у него есть дядя - летчик-испытатель.
Не знаю, был ли он на самом деле, но про то, как дядя брал его
с собой испытывать какой-то самолет, врал складно. Вообще он
здорово фантазировал, каждый раз перевоплощаясь то в умного
всезнайку, то в забияку, то в потомственного интеллигента. Мы
так и не поняли, каким он был на самом деле.
А вот Роза Михайлевич была гением. Настоящим гением
подсказки. Ни один урок без подсказки она ответить не могла.
Даже самый тихий шепот с задней парты улавливала отлично. Можно
было и не шептать, достаточно беззвучно шевелить губами. Она
читала по ним безошибочно. Обычно выходила к доске, поворачивалась
лицом к классу, и замирала, слегка приоткрыв рот, широко распахнув
глаза. Всем своим видом показывала, что готова принять информацию.
Кто-либо из нас (а чаще всего ее подруга Галя Крайтор) открывал
учебник и, шевеля одними губами, начинал читать текст. Роза
тут же его озвучивала. Учителя пытались с этим бороться, ругали
нас, говорили, что оказываем девочке медвежью услугу. Но мы
думали иначе, и Роза получала, таким образом, свои заветные
"троечки".
Однажды на уроке географии Мария Павловна, закончив опрос, объясняла
новую тему, посвященную Средней Азии. Географию мы любили и
Марию Павловну тоже. Но на уроках всегда вели себя шумно. А
в этот раз особенно, поскольку после географии шел английский
и к нему нужно было выучить стихотворение на английском. Англичанка
сказала, что спросит всех. Поэтому многие бубнили этот злополучный
стих. Учительница тщетно пыталась вернуть нас к географии, постукивая
указкой по доске. Потом решилась на крайнюю меру: вызвала Розу
(которая была самой шумной) к доске и попросила повторить все,
что она только что говорила.
Роза с привычным выражением лица повернулась к классу. Честно
говоря, никто толком не слышал, о чем шла речь, поэтому все
сидели, тупо уставившись на Розу. Только Люда Иванова продолжала
шептать английский стих. И Роза, приняв сигнал, во весь голос
начала его воспроизводить. Она не смутилась хохота класса, продолжала
искать глазами нужный сигнал, поскольку учительница настаивала
на своем, и, наконец, нашла. Федя что-то прошептал, и Роза произнесла
запомнившуюся всем нам на всю жизнь фразу:
- Сыр-Дарья и Аму-Дарья - соленые озера.
Урок, конечно, пришлось заканчивать раньше времени.
Списывать она тоже умела гениально. Незаметно, точно, буковка
в буковку. Заглянет в тетрадку на соседней парте и как бы зафиксирует
глазами написанное. Потом точно воспроизведет, со всеми ошибками
и запятыми. Но однажды, на контрольной по математике, ей крупно
не повезло. Впереди уселся Пашка Дронов, самый здоровый парень
в нашем классе. Он надежно загородил своей спиной тетрадь -
Розе ничего не видно. Однако она решила не сдаваться. Подвинувшись
на край парты, она приподнялась и стала заглядывать за Пашкино
плечо. Она так сосредоточилась на этом, что даже не заметила,
как сосед по парте Валерка Климачев тихонько подталкивает ее.
И когда она уже почти добралась глазами до исписанного листа,
Валерка резко толкнул ее, и в следующую минуту тишину сосредоточенного
на контрольной класса разрядил грохот падающей Розы, а следом
- дружный хохот.
…Много лет прошло с тех пор, как мы окончили школу. Когда встречаемся,
всегда вспоминаем нашу Розу, с которой было связано много веселого
и смешного в нашей школьной жизни.
Н. Яковлева